Римские рабы

Рабы были очень важны для римлян. Без рабов богач Рима не мог вести свой образ жизни так, как захотел бы.

Кто же такие римские рабы? В основном это люди, которые были захвачены (пленены) в сражениях. Они отсылались в Рим, где и продавались в рабство. Также рабами могли стать и брошенные дети. Даже существовал закон, который гласил, что отцы, из-за нехватки денег, могли продавать своих старших детей в рабство.

Богатые римляне покупали рабов на рынке. Молодые рабы, которые имели какие-либо знания или умения (профессию), имели хороший спрос и очень дорого стояли. Таких рабов приобретали на длительный срок, и деньги, потраченные на их приобретение, как правило, очень быстро окупались. Особенно ценились рабы, которые имели профессию «повара», соответственно и стояли они очень дорого.

После того как раб был куплен, он становился рабом на всю жизнь. Свободу он мог получить только в двух случаях:

• если сам хозяин освободит его от рабства;
• а также раб мог купить свою свободу, но чтобы это сделать он должен был заплатить хозяину денежную сумму равную сумме, по которой хозяин приобрел его, как правило, это практически невозможно было сделать.

В случае если римский раб женился, и у него рождались дети, то они автоматически тоже становились рабами. Были распространены случаи, когда родители убивали своих маленьких детей, таким образом, они спасали их от рабства.

Нет точных цифр о том, сколько рабов существовало в Римской империи. Примерно считается что, в стабильные годы величия Рима, 25 % всех жителей Рима являлись рабами. Богатому римлянину могло принадлежать около 500 рабов, а у императора в распоряжении насчитывалось порядка 20 000 рабов.

Логически предположить то, что у римских рабов была плохая жизнь, можно только потому, что они являлись рабами. Но были случаи, когда предусмотрительный хозяин заботился о хорошем рабе, поскольку очень трудно было найти достойную замену действительно хорошему рабу, да еще и заплатить пришлось бы не маленькую сумму. Хорошего раб-повара чрезвычайно ценили, поскольку элитные и богатые семьи Рима устраивали разнообразные банкеты (пиршества) и пытались перещеголять на таких мероприятиях друг друга в разнообразии и оригинальности угощений - в этом и заключалась важность обладания хорошим раб-поваром.

О тех рабах, которые работали в шахтах или не имели никаких способностей (умений), заботились менее хорошо и слишком не беспокоились за их жизни, так как всегда можно было найти им замену за небольшую сумму.

Рис. 1 Рабы ухаживают за своей госпожой

День раба начинается на рассвете. Если его хозяин живет в холодном климате, то первое что должен сделать раб - это разжечь печь. Затем он должен ждать, когда проснется господин и помочь ему одеться. В течение дня группа рабов выполняет закрепленные за ними определенные задачи, такие как отвести детей в школу, сделать уборку в вилле, постирать одежду, привести в порядок сад и т.д. Другая группа рабов работает на кухне, готовит еду на день. В случае если хозяин и его семья купаются дома, рабы после окончания купания должны помочь вытереться и одеться. Также в обязанности рабов входит нести своего господина на носилках, если он захочет куда-либо отправиться. Когда же хозяин развлекается, рабы должны подносить ему еду и питье. Если господину приходиться возвращаться домой в темное время суток, то рабы должны идти впереди него и освещать дорогу факелами.

В Древнем Риме в период между III в. до н. э. и II в. н. э. рабовладельческий строй достиг наибольшего развития. Поэтому возникновение, расцвет и упадок рабовладельческого общества лучше всего можно проследить, изучая историю Древнего Рима.

Рабы появились в Риме с незапамятных времен, когда он был маленьким городом, центром примитивного земледельческого народа. Римляне жили тогда большими семьями - фамилиями. Возглавлял семью «отец фамилии». Он распоряжался всем имуществом семьи, а также трудом, судьбой и самой жизнью своих детей, внуков, правнуков и немногочисленных рабов, принадлежавших к фамилии. Рабы по положению тогда еще не очень отличались от свободных членов фамилии, подчиненных ее главе. Те и другие не могли иметь своего имущества, перед законом их представлял «отец фамилии», все они участвовали в культе покровителей фамилии - богов Ларов. У имевшегося в каждом доме алтаря Ларов раб искал спасения от гнева господина.

Различие между свободными и несвободными членами фамилии проявлялось только после смерти ее главы: свободные сами становились полноправными «отцами» своих фамилий, а рабы вместе с другим имуществом переходили к наследникам умершего главы фамилии. В ту пору рабы еще до некоторой степени признавались людьми. Они сами отвечали за преступления, совершенные против посторонних лиц, хотя бы и сделанные по приказу хозяина. В условиях натурального хозяйства, когда каждая фамилия сама обеспечивала свои хозяйственные нужды и редко покупала что-либо на стороне, еще не было надобности чрезмерно эксплуатировать рабов, трудившихся вместе с господином и его семьей. Однако постепенно положение менялось. Непрерывные победоносные войны за землю и добычу превратили Рим в центр огромной державы.

Приток материальных ценностей, знакомство с высокой культурой и более утонченным образом жизни Древней Греции и восточных государств со временем изменили старый крестьянский Рим. Войны, участие в эксплуатации завоеванных провинций обогатили многих римлян. Они скупали земли, строили для себя новые городские дома и сельские виллы, приобретали произведения искусства и предметы роскоши, давали детям хорошее образование.

Для всего этого требовались деньги. Нажить их можно было продажей сельскохозяйственной и ремесленной продукции. Сил членов семьи для ее разраставшегося производства уже не хватало, к тому же богатые люди стали презирать физический труд. Свободные же бедняки предпочитали вербоваться в армию, работать на больших строительствах, предпринимавшихся государством, или жить на государственное пособие, которое выплачивалось бедным гражданам за счет военной добычи и дани с провинций. Поэтому основной рабочей силой в сельском хозяйстве и ремесле становились рабы, и число их все возрастало. Именно в этих отраслях использовалась основная масса римских рабов.

Но рабы были нужны не только для производства товаров. Росла страсть римлян к зрелищам, особенно к боям гладиаторов, и гладиаторские школы пополнялись рабами. Богатые римляне обзаводились многочисленными слугами, среди которых были не только повара, кондитеры, цирюльники, горничные, конюхи, садовники и т. п., но и ремесленники, библиотекари, врачи, педагоги, актеры, музыканты. Политические деятели нуждались в достаточно ловких и образованных доверенных агентах, всецело от них зависевших. Рабы проникали во все сферы жизни, росло их число, множились их профессии.

Рабами становились дети рабынь. В рабство попадали задолжавшие римским дельцам провинциалы. Рабов скупали в провинциях, привозили из-за рубежа. Их поставляли на специальные рынки пираты, которые захватывали людей на кораблях и в прибрежных селениях. На невольничьих рынках выше всего ценились уроженцы Греции и Малой Азии, обученные ремеслам, а иногда и наукам. За них платили по нескольку десятков тысяч сестерциев.

Но основное количество рабов в III-I вв. до н. э. Рим получал в результате завоевательных войн и карательных экспедиций. Захваченных в бою пленников и жителей мятежных провинций обращали в рабство. Так, при расправе над восставшим Эпиром одновременно было продано в рабство 150 тыс. человек. В сельском хозяйстве трудились италики, галлы, фракийцы и македонцы. В среднем простой раб стоил 500 сестерциев, примерно столько же, сколько стоила 1/8 га земли.

В III в. до н. э. был издан закон, приравнивавший раба к домашнему животному. Раба называли «говорящим орудием». Отныне за любые действия раба отвечал его хозяин. Раб обязан был ему слепо повиноваться, даже если господин приказывал ему совершить убийство или грабеж. Хозяин мог его убить, заковать в цепи, заточить в домашнюю тюрьму (эргастул), сдать в гладиаторы, сослать на работу в рудники. И уж, конечно, только сам владелец определял, сколько часов в день должен трудиться раб и как следует его содержать. Особенно тяжким было положение сельских рабов. Знаменитый деятель II в. до н. э. Катон Цензор, создавший руководство по ведению сельского хозяйства, сводил рацион рабов до необходимого минимума. Он считал, что раб должен за день наработаться так, чтобы вечером заснуть мертвым сном: тогда ему не будут приходить в голову нежелательные мысли. Выходить за границы имения, общаться с посторонними, даже участвовать в религиозных церемониях рабу запрещалось. По закону раб не мог иметь семьи, его родственные связи не признавались. Лишь в виде особой милости господин мог разрешить рабу завести некое подобие семьи и воспитывать своих детей.

Несколько иным было положение рабов в городском ремесле. Умелых мастеров, чьи изделия отвечали вкусам взыскательного покупателя, нельзя было заставить работать только из-под палки. Им часто предоставляли некоторую самостоятельность, давали возможность собрать деньги на выкуп. Городские рабы повседневно общались со свободными ремесленниками и трудящейся беднотой, входили иногда в их профессиональные и религиозные объединения - коллегии.

Особое место занимали образованные рабы. Их хорошо содержали, часто отпускали на свободу, и в последние два века республики из их числа вышли многие деятели римской культуры. Так, отпущенными на волю рабами были первый римский драматург и организатор римского театра Ливии Андроник и знаменитый комедиограф Теренций. Большинство врачей и преподавателей грамматики (включавшей и литературоведение) и ораторского искусства составляли вольноотпущенники.

Положение той или иной группы рабов определяло и ее место в классовой борьбе. Городские рабы обычно выступали вместе со свободной беднотой. Сельские рабы не имели союзников, но, как самые угнетенные, они были и наиболее активными участниками восстаний II-I вв. до н. э. В эти века бурного развития рабовладения и особенно жестокой эксплуатации рабов классовая борьба носила очень острый характер. Рабы бежали за границы римской державы, убивали господ, во время войн переходили на сторону противников ненавистного им Рима и во II в. до н. э. не раз поднимали восстания.

В 138 г. до н. э. в Сицилии, где в то время было множество пленных рабов из Сирии и Малой Азии, началась первая большая война рабов. Восставшие выбрали своим царем Эвна, принявшего обычное для сирийских царей имя Антиоха. Вторым их вождем был выдвинут уроженец Киликии - Клеон. При вождях состоял выборный совет. Повстанцам удалось захватить значительную часть Сицилии и в течение шести лет, до 132 г. до н. э., успешно отражать натиск римских легионов. Лишь с большим трудом римляне овладели крепостями повстанцев Энной и Тавромением, подавили восстание и расправились с его вождями.

Остатки древнеримской мельницы.

Но уже в 104 г. до н. э. в Сицилии вспыхнуло новое восстание рабов. Снова были избраны совет и два вождя - провозглашенный царем Трифон и Афенион. Они захватили обширную территорию. Только в 101 г. до н. э. повстанцы были разгромлены и их столица Триокало захвачена. Сицилийские восстания вызвали отзвук и среди рабов Италии, поднявших мятежи в нескольких городах.

Земледельческие работы. Римская мозаика. Северная Африка. III в. н. э.

Наивысшего напряжения борьба рабов достигла в восстании Спартака. В 74 г. до н. э. 78 гладиаторов, среди которых был и фракиец Спартак, бежали из гладиаторской школы в Капуе; беглецам удалось захватить повозки с оружием для гладиаторов. Они обосновались на вулкане Везувий, куда стали стекаться бежавшие из окрестных имений рабы. Вскоре их отряд дошел до 10 тыс. человек. Вождем был избран Спартак - талантливейший организатор и полководец. Когда против рабов выступил трехтысячный отряд под командой Клодия, занявший подступы к Везувию, воины Спартака сплели из виноградных лоз канаты и по ним неожиданно спустились с неприступной кручи в тыл Клодию, откуда они нанесли ему сокрушительный удар. Новые победы позволили Спартаку завладеть значительной частью южной Италии. В 72 г. до н. э., имея уже 200 тыс. человек, он двинулся на север. Против восставших были посланы армии под командованием обоих римских консулов. Спартак разгромил их и достиг города Мутина на севере Италии.

Внутренний вид римского Колизея. Видны расположенные под ареной служебные помещения для гладиаторов и клетки для диких зверей.

Некоторые историки считают, что Спартак стремился перейти Альпы и вывести рабов в еще свободные от римского ига земли. Другие полагают, что он намеревался, увеличив еще больше свое войско, идти на Рим. И действительно, хотя из Мутины путь к Альпам был открыт, а римское правительство еще не располагало силами, чтобы преградить Спартаку путь на север, он снова повернул на юг. Он задумал пройти всю Италию, привлекая новых повстанцев, затем переправиться на кораблях пиратов в Сицилию и там поднять многочисленных рабов. Тем временем правительство успело собрать армию, во главе которой стал Красе - видный политический деятель и богатейший человек Рима. Жестокими карами, прибегая к децимации - казни каждого десятого солдата в частях, оказавшихся неустойчивыми, Красе восстановил дисциплину в своих отрядах. Двигаясь вслед за Спартаком, он оттеснил повстанцев на Бруттийский полуостров. Они оказались между морем и римским войском. Пираты обманули Спартака, не дали судов и сорвали план переправы в Сицилию. В героическом порыве Спартак сумел прорваться через укрепления Красса в Луканию. Здесь и произошла последняя битва с Крассом. Спартак был убит, его армия разгромлена. Тысячи повстанцев были распяты на крестах. Лишь немногие спаслись, они еще несколько лет продолжали борьбу и в конце концов были перебиты. В. И. Ленин называл Спартака одним из самых выдающихся героев одного из самых крупных восстаний рабов. Почему же рабы не могли победить? Победоносная революция возможна лишь тогда, когда существующий способ производства уже изжил себя, когда на смену ему идет новый, более передовой. Рабовладельческий же способ производства был тогда в самом расцвете и еще продолжал развиваться. Никакой программы переустройства общества у рабов не было. Рим был на вершине своего военного и политического могущества. И хотя между римской беднотой и богатой знатью шла острая борьба (см. ст. «Борьба за землю в Древнем Риме»), сельские рабы не нашли союзников среди римских граждан. Восстания сельских рабов, на труде которых зиждилась основная отрасль римского хозяйства, пугали не только богатых, но и бедных. Наконец, и сами рабы, поставленные вне закона, вне общества граждан, разобщенные, не имевшие никакой организации, уроженцы различных стран, не могли осознать себя единым классом.

Гладиаторы. Римская мозаика.

После гибели Спартака больших восстаний рабов Рим уже не знал. Но рабы никогда не прекращали свою борьбу, протекавшую в разных формах. Репрессия против рабов усилились в конце I в. до н. э., когда после гражданских войн единоличным правителем государства в 27 г. до н. э. стал император Август. При нем сбежавших во время гражданских войн рабов казнили или возвращали господам, под страхом смерти рабам запрещалось вербоваться в воинские части, что иногда допускалось во время гражданских войн. Был издан закон: если господина убивали, всех рабов убитого, находившихся под одной кровлей или на расстоянии окрика, подвергали пыткам и казнили за то, что они не пришли на помощь. «Ибо, - гласил закон, - рабу надлежит ставить жизнь и благо господина выше своих собственных».

События последних лет республики показали, что отдельные господа уже бессильны противостоять рабам. С установлением империи функцию их подавления государство взяло на себя. Вместе с тем, боясь выступлений доведенных до отчаяния рабов, императоры были вынуждены все более ограничивать самоуправство господ. Рабы особенно жестоких хозяев могли просить императорских чиновников, чтобы их принудительно продали более человечным владельцам. У господ было отнято право убивать рабов, отдавать их в гладиаторы и на рудники, постоянно держать в эргастулах и оковах. Такие наказания отныне мог налагать только суд.

В I в. до н. э.- I в. н. э. сельское хозяйство и ремесло в Италии достигли очень высокого уровня. Однако расцвет рабовладельческого производства был недолгим. Несмотря на все старания хозяев, производительность рабского труда повышалась мало. Рабы по-прежнему ненавидели господ, при случае убивали их, уходили в отряды разбойников, бежали за границы империи, переходили к ее врагам. «Проворство и ум в рабе, - писал агроном IV в. н. э. Палладий,- всегда близки к неповиновению и злоумышлению, тупость же и медлительность - к добродушию и покорности». А другой агроном I в.н.э. - Колумелла, советуя не пожалеть 8000 сестерциев на покупку ученого виноградаря, замечает, что таких виноградарей из-за их более живого ума и строптивости приходится ночью держать в эргастулах и выгонять на работу в колодках. Рабов нельзя было заставить работать с тщательностью, диктуемой агрономическим опытом. Сельское хозяйство перестало прогрессировать. Тот же Колумелла писал: «Дело не в небесном гневе, а в нашей вине. Мы отдаем сельское хозяйство, как палачу на расправу, самому негодному из рабов».

Чем обширнее было поместье, тем труднее было следить за рабами, поэтому раньше других пришли в упадок крупные хозяйства - латифундии. Не удивительно, что во II-III вв. н. э. обширные земельные пространства в латифундиях оставались необработанными и приходили в запустение.

Жизнь заставила самих рабовладельцев изменить условия жизни и труда рабов не только в ремесле, но и в сельском хозяйстве. Чтобы заинтересовать раба в результатах его труда, землевладельцы нередко выделяли ему собственное хозяйство - пекулий, включавшее землю, орудия производства, а иногда и других рабов. Формально владельцем пекулия оставался господин, но раб, обладатель пекулия, отдавал ему только часть продукта, остальное сохранял для своей семьи. Еще чаще раба отпускали на волю бесплатно или за выкуп, но с тем чтобы часть времени отпущенный работал на господина. Во II-III вв. н. э. большая часть земли в латифундии дробилась на мелкие участки, сдававшиеся в аренду рабам, вольноотпущенникам и свободным. Такие арендаторы назывались колонами. Так же дробились на части и сдавались в аренду большие мастерские.

К концу Римской империи рабы не исчезли, но были оттеснены на задний план колонами. В то же время колоны попадали во все большую зависимость от землевладельца, а в начале IV в. н. э. они были прикреплены к земле. И независимо от того, был ли колон (держатель участка, посаженный на землю) раб или свободнорожденный, его продавали вместе с его участком.

Колоны же теперь стали главными участниками классовой борьбы. Они поднимали восстания, длившиеся с III по V в. н. э. Ослабляя империю, эти восстания облегчили соседним с империей народам победу над ней.

Колоны были уже предшественниками средневековых крепостных крестьян. С кризисом рабовладельческого способа производства зарождались новые феодальные отношения (подробнее об этом см. ст. «Европа на рубеже древности и средних веков»). Рабство, первоначально способствовавшее расцвету сельского хозяйства, ремесла, политической мощи и культуры Рима, в конце концов из-за непримиримых противоречий между рабами и рабовладельцами привело к окончательному упадку и гибели римскую державу.

Валлон А. История рабства в античном мире. ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ, М., 1941 г.
Перевод с франц. С. П. Кондратьева.
Под редакцией и с предисловием проф. А. В. Мишулина.

с.352 То, о чем я гово­рил в двух пред­ше­ст­ву­ю­щих гла­вах о про­да­же и о заня­ти­ях рабов, тре­бу­ет допол­не­ния; здесь я хочу ска­зать о их цене, мате­рии весь­ма сухой, но извест­ные иссле­до­ва­ния Дюро-де-ла-Мал­ля поз­во­лят мне быть крат­ким.

Цена рабов меня­лась в зави­си­мо­сти от вре­ме­ни; она долж­на была менять­ся и в зави­си­мо­сти от их чис­ла, их заня­тий, их заслуг и раз­лич­ных дру­гих выше­упо­мя­ну­тых мною обсто­я­тельств. Под­твер­жде­ния это­го мы нахо­дим как в исто­ри­че­ских фак­тах, так и в зако­нах.

У нас нет доку­мен­тов, касаю­щих­ся цены рабов в пер­вый пери­од рим­ской исто­рии до вто­рой Пуни­че­ской вой­ны; начи­ная с этой эпо­хи их цена при­бли­жа­ет­ся к ценам, обще­при­ня­тым в Гре­ции, вслед­ст­вие уста­но­вив­ших­ся более регу­ляр­ных сно­ше­ний меж­ду эти­ми дву­мя наро­да­ми. Таким обра­зом, про­дан­ные Ган­ни­ба­лом в Ахайе 1200 плен­ных были выкуп­ле­ны за 100 талан­тов (это, веро­ят­но, та сум­ма, за кото­рую они были куп­ле­ны), т. е. по пяти мин за чело­ве­ка (око­ло 160 руб­лей золо­том) - цена, неко­гда доволь­но высо­кая для Гре­ции, но став­шая обыч­ной для рабов в эпо­ху пре­ем­ни­ков Алек­сандра . После бит­вы при Кан­нах Ган­ни­бал, смяг­чен­ный победой, а может быть, и стес­нен­ный сво­и­ми плен­ны­ми, пред­ла­гал им сво­бо­ду на усло­ви­ях еще более лег­ких. За всад­ни­ков было назна­че­но 500 дена­ри­ев с изо­бра­же­ни­ем колес­ни­цы, за леги­о­не­ра - 300 и за раба - 100. Эти цены, не исклю­чая и цены за сво­бод­но­го чело­ве­ка, были ниже обыч­ной сто­и­мо­сти рабов, так как Тит Ливий гово­рит, что сенат, пре­не­брег­ши эти­ми плен­ны­ми, купил 8 тысяч рабов, чтобы сде­лать из них сол­дат, и запла­тил за них боль­ше того, что сто­и­ли бы ему плен­ные .

Для после­ду­ю­щих вре­мен мы, преж­де все­го, име­ем свиде­тель­ства Плу­тар­ха, гла­ся­щие, что Катон нико­гда не пла­тил за рабов доро­же 1500 драхм , при этом он имел в виду рабов здо­ро­вых, год­ных к рабо­те, спо­соб­ных управ­лять вола­ми и ходить за с.353 лошадь­ми. Но Плу­тарх, веро­ят­но, заме­нил драх­мой дена­рий , сто­и­мость кото­ро­го в совре­мен­ную ему эпо­ху при­бли­зи­тель­но рав­ня­лась сто­и­мо­сти драх­мы, но была ниже в пери­од Рес­пуб­ли­ки. Мож­но даже пред­по­ла­гать, что цена этих рабов не дости­га­ла это­го мак­си­маль­но­го пре­де­ла. В самом деле, переда­ют, что Катон в быт­ность свою цен­зо­ром оце­нил рабов в десять раз выше их дей­ст­ви­тель­ной сто­и­мо­сти, чтобы обло­жить нало­гом в 3 асса за тыся­чу тех рабов, кото­рые были моло­же два­дца­ти лет и сто­и­ли выше 10 тысяч ассов (око­ло 310 руб­лей золо­том), что в пере­во­де на гре­че­ские день­ги соста­вит немно­гим менее 900 драхм . Этим меро­при­я­ти­ем Катон хотел уда­рить не по тру­ду, а по рос­ко­ши. Весь­ма веро­ят­но, что цены, уста­нов­лен­ные им в сво­ем законе, пре­вы­ша­ли обыч­ные цены на сель­ских рабов. Закон Като­на в то же вре­мя свиде­тель­ст­ву­ет и о том, что жаж­да рос­ко­ши зна­чи­тель­но под­ня­ла цены на рабов, необ­хо­ди­мых для удо­вле­тво­ре­ния порож­ден­ных ею потреб­но­стей. Комедии Плав­та мог­ли бы пред­ста­вить это­му дока­за­тель­ства. Тем не менее эти­ми тек­ста­ми сле­ду­ет поль­зо­вать­ся с извест­ной осто­рож­но­стью, и не пото­му имен­но, что Плавт под­ра­жа­ет гре­кам, - ведь новая комедия появи­лась при­бли­зи­тель­но за пол­ве­ка до него, и рабы этой кате­го­рии не мог­ли сто­ить в Гре­ции доро­же, чем в Риме. Кро­ме того, Плавт очень сво­бо­ден в сво­их под­ра­жа­ни­ях; он без вся­ко­го стес­не­ния вво­дит рим­ские нра­вы в чисто гре­че­ские сце­ны. Что же каса­ет­ся цифр, обо­зна­чаю­щих цены рабов, то он не счи­тал необ­хо­ди­мым при­дер­жи­вать­ся рыноч­ных цен, суще­ст­во­вав­ших в то вре­мя в Риме или в ином каком-нибудь месте. Об этом мож­но судить по тому раз­но­об­ра­зию, кото­рое они пред­став­ля­ют. В комедии « Плен­ни­ки» похи­щен­ный ребе­нок был про­дан за 6 мин; в дру­гом месте две малень­кие девоч­ки - одна четы­рех, дру­гая пяти лет - были отда­ны вме­сте с их кор­ми­ли­цей за 18 мин, но без гаран­тии . Моло­дая девуш­ка куп­ле­на за 20 мин; за дру­гую запла­ти­ли 20 мин и пере­про­да­ли за 30 мин ; тако­ва же и цена любов­ни­цы Фило­ма­ха в « При­виде­нии» . Еще дру­гая, за кото­рую про­си­ли то 30 мин, то один талант, была уступ­ле­на по пер­вой цене с над­бав­кой в 10 мин за ее пла­тья и укра­ше­ния . Во вре­мя коми­че­ско­го тор­га меж­ду отцом и сыном из-за рабы­ни, кото­рой и тот и дру­гой доби­ва­лись, не смея в том при­знать­ся друг дру­гу, цена ее с 30 мин под­ня­лась до 50, при­чем отец уве­рял, что не отка­жет­ся от нее, даже если цена ей будет 100 мин (око­ло 3500 руб­лей золо­том) . Одна плен­ни­ца куп­ле­на за 40 мин, арфист­ка - за 50 (сле­ду­ет доба­вить, что ее купил ее любов­ник). Нако­нец, моло­дая девуш­ка, выда­ва­е­мая за плен­ни­цу и отли­чав­ша­я­ся гра­ци­ей и умом, была куп­ле­на за 60 мин содер­жа­те­лем пуб­лич­но­го дома, счи­тав­шим, что он таким путем обес­пе­чил свое состо­я­ние . Это раз­но­об­ра­зие цен и их повы­ше­ние мог­ли, без сомне­ния, встре­чать­ся и в дей­ст­ви­тель­ной жиз­ни, подоб­но тому как мы видим это на сцене для рабов этой кате­го­рии. Но есть и дру­гие при­ме­ры, поз­во­ля­ю­щие нам ули­чить поэта в явном пре­уве­ли­че­нии. Фило­крат, плен­ный раб, уез­жая для выпол­не­ния воз­ло­жен­но­го на него пору­че­ния, дол­жен оста­вить залог в 20 мин; слу­га Демо­на с.354 полу­ча­ет сво­бо­ду за 30 мин, при­чи­тав­ши­е­ся ему за откры­тие шка­тул­ки в « Кана­те» . Нако­нец, два пова­ра в « Кла­де» оце­ни­ва­ют себя не мень­ше чем в один талант за обо­их ; повар, как нам извест­но из гре­че­ских комедий, был пре­иму­ще­ст­вен­но фан­фа­ро­ном (хва­сту­ном), ἀλαονι­κός . Ино­гда эта сум­ма назы­ва­лась с извест­ным оттен­ком пре­зре­ния: « За талант я не куп­лю ведь милет­ско­го Фале­са!» Одна заслу­жен­ная кур­ти­зан­ка не хочет отда­вать свою дочь мень­ше чем за два талан­та, или за 20 мин в год. Прав­да, за эту цену она пред­ла­га­ет в виде гаран­тии сде­лать всех рабов в доме евну­ха­ми:

Но в ско­ром вре­ме­ни самые высо­кие цены Плав­та были пре­взой­де­ны. Жела­ли иметь не толь­ко кра­си­вых рабов, жела­ли иметь рабов, про­ис­хо­див­ших от наро­да, извест­но­го сво­ей при­вет­ли­во­стью и весе­лым нра­вом, - из Гре­ции и Алек­сан­дрии. Прав­да, с тех пор как эти стра­ны были пре­вра­ще­ны в про­вин­ции, ста­ло труд­нее полу­чать рабов оттуда, но жаж­да рос­ко­ши, более силь­ная, чем все направ­лен­ные про­тив нее зако­ны, овла­де­ла всей зна­тью. Ее при­чуд­ли­вые фан­та­зии, став­шие более тре­бо­ва­тель­ны­ми и мно­го­чис­лен­ны­ми, под­ня­ли, само собой разу­ме­ет­ся, цены на подоб­но­го рода рабов. Уже Катон него­до­вал на то, что за кра­си­во­го слу­гу пла­ти­ли доро­же, чем за уча­сток зем­ли . Мар­ци­ал упо­ми­на­ет о целых наслед­ствах, истра­чен­ных на покуп­ку жен­щин и под­рост­ков, за кото­рых пла­ти­ли по 100 тысяч сестер­ций . Пли­ний при­во­дит очень харак­тер­ный при­мер такой про­да­жи, назы­вая име­на про­дав­ца и поку­па­те­ля .

Рим­лян тол­ка­ла на эту рас­то­чи­тель­ность не толь­ко пого­ня за чув­ст­вен­ны­ми удо­воль­ст­ви­я­ми, но и умст­вен­ные запро­сы, инте­рес к лите­ра­ту­ре и искус­ству: это были бла­го­род­ные пло­ды циви­ли­за­ции, сво­бод­но созре­вав­шие под солн­цем Элла­ды, но в Риме пока еще тре­бо­ва­лось посто­ян­ное руко­вод­ство ино­стран­цев для заня­тия ими. Впро­чем, знат­ные лица ино­гда счи­та­ли ниже сво­е­го досто­ин­ства зани­мать­ся эти­ми искус­ства­ми лич­но, пола­гая, что име­ют пол­ное пра­во заста­вить их слу­жить себе за день­ги. Тор­гов­цы вся­че­ски ста­ра­лись удо­вле­тво­рить эти потреб­но­сти: с этой целью они пору­ча­ли вос­пи­ты­вать для себя лите­ра­то­ров и худож­ни­ков. В чис­ле их было мно­го и никуда негод­ных пев­цов и грам­ма­ти­ков, такой « шуше­ры» , как певец, про­дан­ный вме­сте с Эзо­пом за тыся­чу обо­лов, и тот грам­ма­тик, за кото­ро­го запла­ти­ли 3 тыся­чи обо­лов, или пять мин. Но не все­гда мож­но было най­ти таких рабов, каких хоте­ли, а обу­че­ние их сто­и­ло очень доро­го. Это под­твер­жда­ет­ся при­ме­ром Саби­на, о кото­ром нам толь­ко что рас­ска­зы­вал Сене­ка и кото­рый, чтобы иметь сво­е­го раба « Гоме­ра» , сво­е­го раба « Геси­о­да» и сво­е­го раба « Пин­да­ра» , дол­жен был запла­тить по 100 тысяч сестер­ций за каж­до­го. Еще доро­же пла­ти­ли за то, чтобы вла­деть рабом, полу­чив­шим уже извест­ность. Квинт Лута­ций Катул купил Даф­ни­са за 700 или 800 тысяч сестер­ций - дока­за­тель­ство ува­же­ния и богат­ства. Он оста­вил за собой толь­ко пра­во патро­на­та и пра­во, передать ему свое имя - Лута­ций Даф­нис .

с.355 Итак, в этой сфе­ре мы не можем уста­но­вить ника­ких пре­дель­ных норм, а сле­до­ва­тель­но, и сред­них дан­ных. Одна­ко же в дру­гих слу­ча­ях встре­ча­ют­ся оцен­ки более уме­рен­ные, и пото­му они могут казать­ся более обыч­ны­ми; но они тем более опас­ны; поэто­му имен­но здесь кри­ти­ка долж­на при­нять во вни­ма­ние все обсто­я­тель­ства, чтобы не заблудить­ся в лаби­рин­те лож­ной индук­ции. Так, оце­ни­вая раба-рыба­ка в 6 тысяч сестер­ций, ссы­ла­ют­ся на Юве­на­ла: это сто­и­мость рыбы пал­ту­са (тюр­бо), кото­рую автор сде­лал столь про­слав­лен­ной. Прав­да, он при­бав­ля­ет: « …Может быть, было б дешев­ле купить рыба­ка само­го, чем эту самую рыбу» . Но, в самом деле, мож­но ли счи­тать эту оцен­ку в 6 тысяч сестер­ций общей для всех рыба­ков? Конеч­но, нет, так же как нель­зя при­пи­сы­вать Пли­нию подоб­ную же оцен­ку преж­не­го раба-ору­же­нос­ца лишь пото­му, что он утвер­жда­ет, что в его вре­мя соло­вьи сто­ят доро­же, при­бав­ляя при этом, что за одно­го из них было запла­че­но 6 тысяч сестер­ций . Эти тек­сты сами по себе не име­ют тако­го зна­че­ния. И во всех этих слу­ча­ях сле­ду­ет осте­ре­гать­ся делать слиш­ком поспеш­ные заклю­че­ния от част­но­го к обще­му. Кому при­дет в голо­ву опре­де­лять обыч­ную цену гла­ди­а­то­ров на осно­ва­нии свиде­тель­ства Све­то­ния, что одна­жды за Сатур­ни­ном оста­ви­ли 30 гла­ди­а­то­ров за 9 мил­ли­о­нов сестер­ций? Так как доб­рый пре­тор заснул во вре­мя про­да­жи рабов, то Кали­гу­ла ради заба­вы при­ни­мал пока­чи­ва­ние его голо­вы за изъ­яв­ле­ние согла­сия на над­бав­ку . Оце­ни­вая хоро­ше­го раба-вино­гра­да­ря в 8 тысяч сестер­ций, ссы­ла­ют­ся на более серь­ез­ное свиде­тель­ство Колу­мел­лы. Он начи­на­ет с утвер­жде­ния, что, как пра­ви­ло, вино­гра­да­рей выби­ра­ют сре­ди самых деше­вых рабов, но что он, напро­тив, отно­сит их к самым цен­ным; что он не счи­та­ет цену слиш­ком высо­кой, если он запла­тит за хоро­ше­го вино­гра­да­ря 8 тысяч сестер­ций, - столь­ко же, сколь­ко за 7 юге­ров вино­град­ни­ка . Это, если мож­но так выра­зить­ся, ско­рее цена про­из­воль­ная, чем насто­я­щая оцен­ка; она не дает ника­ких ука­за­ний для нуж­ных вычис­ле­ний.

Но име­ет­ся целый ряд дру­гих оце­нок, не вызы­ваю­щих подоб­ных сомне­ний. Мар­ци­ал, рас­ска­зы­вая о про­да­же одной жен­щи­ны, гово­рит, что если бы тор­го­вец не допу­стил неко­то­рой оплош­но­сти, то за нее мог­ли бы дать 600 дена­ри­ев ; в дру­гом месте речь идет о рабе, куп­лен­ном за 1300 дена­ри­ев . Один отры­вок Пет­ро­ния, при­во­ди­мый, как и преды­ду­щий, Дюро-де-ла-Мал­лем, име­ет, как мне кажет­ся, более общее зна­че­ние и более широ­кое при­ме­не­ние. Тыся­ча дена­ри­ев обе­ща­ет­ся тому, кто при­ведет или ука­жет место­пре­бы­ва­ние бег­ло­го раба . Это, конеч­но, про­стое воз­на­граж­де­ние, а не цена раба, а Дюро-де-ла-Малль пред­по­ла­га­ет, что воз­на­граж­де­ние долж­но быть ниже цены раба, чтобы его хозя­ин был заин­те­ре­со­ван в воз­вра­ще­нии сво­е­го невер­но­го слу­ги. Но не сле­ду­ет забы­вать, что он мог быть вдвойне заин­те­ре­со­ван. Бег­лый раб пред­став­лял для него свою лич­ную сто­и­мость, а кро­ме того, воз­на­граж­де­ние, кото­рое мож­но было тре­бо­вать с того, кто его при­ютил: вспом­ним ост­ро­ум­ный ком­мен­та­рий Летрон­на к алек­сан­дрий­ско­му объ­яв­ле­нию, касаю­ще­му­ся бежав­ше­го раба . с.356 Рим во все эпо­хи нала­гал на укры­ва­те­лей подоб­но­го рода штра­фы: закон Кон­стан­ти­на при­суж­да­ет их к упла­те двой­ной сто­и­мо­сти раба, поэто­му гос­по­дин вполне мог обе­щать экви­ва­лент насто­я­щей сто­и­мо­сти тому, кто доне­сет. Я знаю, что в дан­ном слу­чае не дела­ет­ся раз­ли­чия меж­ду обрат­ным при­во­дом и доно­сом: это про­стой слу­чай иска о взыс­ка­нии убыт­ков. Но, с дру­гой сто­ро­ны, заме­тим, что речь идет о рабе для рос­ко­ши, о моло­дом кра­си­вом рабе . Чтобы полу­чить его обрат­но, гос­по­дин не оста­но­вит­ся перед упла­той пол­ной сто­и­мо­сти; а в том слу­чае, если бы он сто­ил боль­ше, то сум­ма, пред­ло­жен­ная тому, кто его вернет, мог­ла быть не мень­ше сто­и­мо­сти более про­стых рабов. Оцен­ка, дан­ная Гора­ци­ем в выше­при­веден­ном отрыв­ке, отно­сит­ся к рабу той же кате­го­рии. Он молод, кра­сив, обра­зо­ван, скро­мен и, несмот­ря на это, скло­нен к побе­гам; но недо­ста­ток, объ­яв­лен­ный без пре­до­став­ле­ния гаран­тии, так лов­ко мас­ки­ру­ет­ся похва­ла­ми, что поку­па­тель дума­ет, что он совер­шил выгод­ную сдел­ку, купив его за 8 тысяч сестер­ций. Цена более высо­кая, чем в преды­ду­щем слу­чае, но это не долж­но нико­го удив­лять, так как для этой груп­пы слуг при­хо­дит­ся допу­стить повы­ше­ние сред­ней сто­и­мо­сти.

Эти цены и цены близ­кие им встре­ча­ют­ся так­же в неко­то­рых над­пи­сях. Обы­чай осво­бож­дать рабов под видом про­да­жи их боже­ству про­дол­жал­ся в Гре­ции вплоть до эпо­хи рим­ско­го вла­ды­че­ства. Не гово­ря уже о ценах, кото­рые на осно­ва­нии одно­го лишь посте­пен­но­го повы­ше­ния мож­но отне­сти к дан­ной эпо­хе (10, 15 и 20 мин), есть и дру­гие пока­за­те­ли, кото­рые опре­де­ля­ют эпо­ху той валю­той, в кото­рой они выра­же­ны, и тем видом монет, в кото­рых они обо­зна­че­ны. Так, в Тифо­рее мы нахо­дим рабу, оце­нен­ную в тыся­чу дена­ри­ев, а в дру­гой над­пи­си - двух жен­щин, выкуп­лен­ных вме­сте за 3 тыся­чи дена­ри­ев . Этот выкуп, как мы виде­ли, дан­ный при посред­ни­че­стве бога, пред­став­лял собой сто­и­мость раба; и цена долж­на была быть более или менее оди­на­ко­вой в Риме и в Гре­ции для одной и той же эпо­хи.

ПРИМЕЧАНИЯ

4. Рабство

Когда Шопенгауэр («Parerga», xi, 217) говорит, что есть множество старых и новых свидетельств в поддержку «убеждения, что человек превосходит тигра и гиену в жестокости и безжалостности», немало подобных свидетельств он мог найти в рассказах об обращении римлян с рабами. Известный ученый Бирт приложил много усилий, чтобы доказать, что в целом жизнь раба в Риме была не слишком ужасной. Но мы должны сделать вывод, что нарисованная им картина, пусть и корректная, все же страдает односторонностью. Нам не следует совершать такую же ошибку, но с противоположным знаком, поэтому мы обязаны признать справедливость всего, что говорилось о лучших сторонах римского рабства, которое иногда, возможно, было вполне необременительным. Но сейчас мы покажем другую сторону жизни раба в Риме.

Конечно, очевидно, что такую ценную собственность, как раба, никто не стал бы мучить и пытать непрерывно – и меньше всего в древние времена, когда у каждого человека было несколько рабов, рядом с которыми протекала вся его жизнь. Установлено, что первыми рабами в Риме были военнопленные. Возможно, как считает Моммзен, отсюда берут начало узы священных обязанностей, связывающие хозяина и раба. Так, рабу никогда не позволялось давать показания против своего хозяина. С другой стороны, государство всегда защищало хозяина от рабов, отправляло должностных лиц на поиск беглых рабов и приговаривало всех рабов в доме к смерти, если один из них убивал хозяина. Об этом идет речь в знаменитом пассаже из Тацита («Анналы», xiv, 42), и мы должны рассмотреть его подробно, так как он освещает истинное отношение закона к рабам, как бы мягко к ним ни относились их хозяева. Вот этот отрывок: «Префекта города Рима Педания Секунда убил его собственный раб, то ли из-за того, что, условившись отпустить его за выкуп на волю, Секунд отказал ему в этом, то ли потому, что убийца, охваченный страстью к мальчику, не потерпел соперника в лице своего господина. И когда в соответствии с древним установлением всех проживавших с ним под одним кровом рабов собрали, чтобы вести на казнь, сбежался простой народ, вступившийся за стольких ни в чем не повинных, и дело дошло до уличных беспорядков и сборищ перед Сенатом, в котором также нашлись решительные противники столь непомерной строгости, хотя большинство сенаторов полагало, что существующий порядок не подлежит изменению».

Знаменитый юрист Гай Кассий произнес пылкую речь в защиту жестокого закона. Тацит продолжает: «Никто не осмелился выступить против Кассия, и в ответ ему раздались лишь невнятные голоса сожалевших об участи такого множества обреченных, большинство которых бесспорно страдало безвинно, и среди них старики, дети, женщины; все же взяли верх настаивавшие на казни. Но этот приговор нельзя было привести в исполнение, так как собравшаяся толпа угрожала взяться за камни и факелы. Тогда Цезарь, разбранив народ в особом указе, выставил вдоль всего пути, которым должны были проследовать на казнь осужденные, воинские заслоны».

Блестящий ученый Стар в своем замечательном переводе Тацита справедливо указывает, что поведение толпы, требующей отменить жестокую казнь 400 невинных людей, разительно контрастирует с трусостью и жестокостью богатых и знатных сенаторов. Именно страх перед миллионами рабов, страдающих под игом богатых, вынуждал их настаивать на столь устрашающем приговоре.

Неумолимый закон делал положение рабов в Риме невыносимым. Раб был не человеком, а вещью, с которой ее хозяин мог обращаться по своему усмотрению. В «Институциях» Гая (i, 8, I) говорится: «Рабы находятся во власти их хозяев; у всех народов хозяева властны над жизнью и смертью рабов».

Поэтому мы не должны удивляться, что лишь немногие хозяева считали себя обязанными заботиться о старых и больных рабах. Катон Старший советует продавать «состарившихся волов, порченую скотину, порченых овец, шерсть, шкуры, старую телегу, железный лом, дряхлого раба, болезненного раба, продать вообще все лишнее». Цицерон однажды заявил, что в минуту опасности лучше облегчить корабль, выкинув за борт старого раба, чем хорошую лошадь. Это правда, что самые отвратительные жестокости по отношению к рабам имели место в позднюю эпоху, когда во владении отдельных лиц находилось огромное множество рабов; отсюда и поговорка «Сто рабов – сто врагов». Но Плавт, живший примерно за два века до Христа, показывает, что в жизни раба всегда присутствовали порки и постоянный страх перед распятием.

Об обращении с рабами в осажденном городе пишет Аппиан («Гражданские войны», v, 35). Речь идет о Перузии около 38 года до н. э.: «Подсчитав, сколько осталось продовольствия, Луций запретил давать его рабам и велел следить, чтобы они не убегали из города и не дали бы знать врагам о тяжелом положении осажденных. Рабы толпами бродили в самом городе и у городской стены, падая от голода на землю и питаясь травой или зеленой листвой; умерших Луций велел зарыть в продолговатых ямах, боясь, что сожжение трупов будет замечено врагами, если же оставить их разлагаться, начнутся зловоние и болезни».

Если бы с рабами в целом обращались как с людьми, то не было бы тех восстаний рабов, которые перерастали в настоящие войны. Диодор, понимавший это, пишет: «Когда чрезмерная власть вырождается в зверства и насилия, дух покоренных народов приходит в крайнее отчаяние. Любой, кому в жизни выпал жребий подчиненного положения, спокойно уступает право на славу и величие своему господину; но если тот обращается с ним не как с человеческим существом, он становится врагом своего жестокого хозяина».

Эти восстания изобиловали примерами невероятной жестокости. Отметим несколько особенно интересных моментов. Мы читаем у Диодора, описывающего восстание на Сицилии около 240 года до н. э. (xxxiv, 2): «Около шестидесяти лет после того, как Карфаген лишился власти над островом, сицилийцы процветали. Затем разразилось восстание рабов, и вот что было ему причиной: поскольку сицилийцы нажили огромную собственность и собрали колоссальные богатства, они покупали множество рабов. Рабов толпами пригоняли из темниц и сразу же клеймили особыми знаками. Молодых назначали в скотопасы, остальные получали подходящие занятия. Их труд был очень тяжелым, а одежду и пищу им почти не выдавали. Большинство находило себе пропитание разбоем; всюду происходили убийства, по стране бродили шайки разбойников. Губернаторы пытались положить этому конец, но не могли наказать этих рабов-разбойников, так как их хозяева были слишком могущественны. Им оставалось лишь бессильно взирать на разграбление страны. Хозяева в большинстве своем были римскими всадниками, и губернаторы их боялись, так как те были облечены властью судить всех уличенных в преступлениях чиновников. Рабы же не могли больше терпеть своего отчаянного положения и частых беспричинных наказаний; при всякой возможности они собирались и говорили о бунте и, наконец, набравшись решимости, перешли к действиям».

История этого восстания поражает нас своим безграничным ужасом. Диодор (там же) так описывает поступки восставших рабов: «Они врывались в дома и убивали всех подряд. При этом они не щадили даже грудных младенцев, а вырывали их из рук матерей и разбивали о землю. Ни один язык не повернется описать все чудовищные зверства, которые совершались над женщинами на глазах их мужей».

Диодор упоминает римского землевладельца Дамофила и его жену Мегаллис, прославившихся своей исключительной жестокостью. (Любопытный и важный факт: все имеющиеся у нас свидетельства единодушно говорят о жестоком обращении женщин с рабами.) Диодор пишет, что «Дамофил обращался со своими рабами с крайней жестокостью; его жена Мегаллис не отставала от него в наказании рабов, подвергая их всяческим зверствам». И далее: «Так как Дамофил был человек необразованный и незнатный, то безответственное обладание огромным богатством привело его от надменности к жестокости, и в итоге он навлек погибель на себя и на страну, покупая множество рабов и зверски обращаясь с ними: он клеймил тех, кто родились свободными, но попали в плен и были порабощены. Некоторых он заковывал и держал в темницах, других посылал пасти скот, не давая им ни нормальной пищи, ни необходимой одежды. Ни дня не проходило без того, чтобы он не наказывал кого-нибудь из рабов без должной причины, таким свирепым и безжалостным был он от природы. Его жена Мегаллис с не меньшим удовольствием назначала ужасающие наказания своим служанкам и рабам, которые находились под ее надзором».

Вся ненависть восставших рабов в первую очередь излилась на Дамофила и Мегаллис. Последнюю отдали рабыням, и те после истязаний сбросили ее живую с утеса; Дамофила же зарубили мечами и топорами. С поразительной скоростью на сторону восставших переходили все новые и новые люди – Диодор пишет о 200 тысячах повстанцев. Они выиграли несколько сражений с римской регулярной армией, но, будучи осаждены в нескольких городах (где испытывали такие чудовищные муки голода, что начали пожирать друг друга), в конце концов сдались. Пленников на старинный манер пытали, а затем сбрасывали со скал.

О восстании Спартака знают все. Оно было отмечено аналогичными ужасами. В конце концов последние уцелевшие восставшие – около 6 тысяч человек – были взяты в плен и умерли мучительной смертью на крестах, расставленных вдоль Аппиевой дороги.

Мы уже отмечали, что римские женщины прославились своей жестокостью к рабам. Приведем в доказательство несколько важных отрывков. Овидий так говорит об этом («Наука любви», iii, 235 и далее):

Волосы – дело другое. Расчесывай их беззапретно

И перед всеми раскинь их напоказ по плечам.

Только спокойною будь, сдержись, коли станешь сердиться,

Не заставляй без конца их расплетать и сплетать!

Пусть служанка твоя от тебя не боится расправы:

Щек ей ногтями не рви, рук ей иглой не коли, -

Нам неприятно смотреть, как рабыня, в слезах и в уколах,

Кудри должна завивать над ненавистным лицом.

Он же, говоря о волосах своей возлюбленной, так пишет в «Любовных элегиях» (i, 14):

Были послушны, – прибавь, – на сотни извивов способны,

Боли тебе никогда не причиняли они.

Не обрывались они от шпилек и зубьев гребенки,

Девушка их убирать, не опасаясь, могла…

Часто служанка при мне наряжала ее, и ни разу,

Выхватив шпильку, она рук не колола рабе.

Ювенал рисует еще более отталкивающую картину (vi, 474 и далее):

Стоит труда изучить хорошенько, что делают жены,

Чем они заняты целые дни. Если ночью ей спину

Муж повернет, – беда экономке, снимай, гардеробщик,

Тунику, поздно пришел носильщик будто бы, значит,

Должен страдать за чужую вину – за сонливого мужа:

Розги ломают на том, этот до крови исполосован

Плетью, кнутом (у иных палачи нанимаются на год).

Лупят раба, а она себе мажет лицо да подругу

Слушает или глядит на расшитое золотом платье;

Порют – читает она на счетах поперечные строчки;

Порют, пока изнемогшим секущим хозяйка не крикнет

Грозное «вон!», увидав, что закончена эта расправа.

Домоправленье жены – не мягче двора Фалариса.

Раз уж свиданье назначено ей, должно нарядиться

Лучше обычных дней – и спешит к ожидающим в парке

Или, быть может, скорей, у святилища сводни – Исиды.

Волосы ей прибирает несчастная Псека, – сама-то

Вся растрепалась от таски, и плечи и груди открыты.

«Локон зачем этот выше?» И тут же ремень наказует

Эту вину волоска в преступно неверной завивке.

Если рабыня роняла зеркало на ноги госпоже, ее мгновенно ожидало суровое наказание. Гален в своем трактате «О страстях и их излечении» рассказывает о хозяине, который в припадке гнева кусал рабов, бил их кулаками и ногами, выбивал им глаза или калечил их стилем. Есть сведения, что мать императора Адриана в гневе избивала рабынь. Хризосом упоминает о госпоже, которая раздела свою служанку, привязала к кровати и порола так сильно, что люди, проходящие по улице, слышали вопли несчастной девушки. Наказанная девушка демонстрировала всем свою окровавленную спину, когда сопровождала свою хозяйку в баню.

То, что особенно жестокие хозяева кормили рабами миног в своих садках, – не выдумка, а реальность. Сенека пишет на этот счет («О милосердии», i, 18; «О гневе», iii, 40): «Хотя в отношении рабов дозволено все, общий для всех живых существ закон запрещает поступать известным образом против кого бы то ни было. Любой человек должен возненавидеть Ведия Поллиона даже сильнее, чем ненавидели его рабы, ибо он откармливал мурен человеческой кровью и приказывал любого провинившегося бросать в водоем, представлявший собой не что иное, как яму со змеями. Он заслужил тысячи смертей вне зависимости от того, откармливал ли он мурен для своего стола, бросая им рабов, или же содержал мурен лишь для того, чтобы кормить их таким способом».

Второй отрывок более нагляден: «Август… обедал у Ведия Поллиона. Один из рабов разбил хрустальную чашу; Ведий приказал схватить его, предназначая для отнюдь не обычной казни: он повелел бросить его муренам, которых содержал у себя в огромном бассейне. Кто усомнится, что это было сделано ради удовлетворения прихоти изнеженного роскошью человека? Это была лютая жестокость. Мальчик вырвался из рук державших его и, бросившись к ногам Цезаря, молил лишь об одном: чтобы ему дозволили умереть любой другой смертью, только не быть съеденным. Взволнованный неслыханной доселе жестокостью, Цезарь приказал мальчика отпустить, а все хрустальные чаши перебить перед своими глазами, наполнив осколками бассейн. Так он употребил свое могущество во благо».

Но мягкое обращение с рабами, к которому призывает гуманный Сенека, всегда было исключением, как мы видим из его собственных слов: «В отношении рабов дозволено все». К сожалению, слова Галена («О суждениях Гиппократа и Платона», vi, extr.), по-видимому, ничуть не грешат против правды: «Таковы те, кто наказывает своих рабов за проступки ожогами, беглецам отрубает и калечит ноги, воров лишает рук, обжор – желудков, сплетников – языков…» (см. речь Цицерона в защиту Клуенция, эпизод с отрубленным языком (66, 187), «…короче, наказывая ту часть тела преступника, которая послужила орудием преступления». Да и сам Сенека советует Луцилию следующее («Письма к Луцилию», 47): «Любовь не уживается со страхом. Поэтому, на мой взгляд, ты правильно поступаешь, когда, не желая, чтобы рабы тебя боялись, наказываешь их словами. Побоями наставляют бессловесных животных». Колумелла и Варрон говорят в том же духе. Но сообщения о жестоком обращении с рабами намного более многочисленны; разумеется, подозрительность и суровость хозяев усиливались вместе с ростом числа рабов, и поэтому постоянно изобретались еще более изощренные пытки.

Что касается количества рабов в Риме, можно привести следующие цифры: Эмилий Павел, по некоторым сведениям, привел в Рим 150 тысяч пленников, а Марий – 60 тысяч кимвров и 90 тысяч тевтонов. Иосиф Флавий утверждает, что в конце I века н. э. в Риме было до миллиона рабов. Средиземноморье стало ареной оживленной работорговли, а пираты практиковали похищение обитателей побережья и продажу их в рабство.

Наконец, нельзя забывать, что римский закон запрещал пытать свободного человека, но всегда поощрял этот жестокий метод выбивания показаний из рабов. Показания раба, данные не под пыткой, вообще не принимались во внимание. Пытка обязательно сопровождала допрос любого не свободнорожденного человека. Она включала в себя все виды порки, а также чудовищные истязания, позаимствованные Средневековьем у Рима и столетиями применявшиеся при каждом важном расследовании. В число орудий пытки входили fidiculae – веревки для разрывания суставов, equuleus – козлы, на которые сажали раба и выворачивали ему члены из суставов либо воротом, либо гирями, привязанными к ногам; на голую кожу рабам клали раскаленные металлические пластины, применялись и ужасные кожаные бичи, снабженные шипами и костяшками для усиления эффекта. Чтобы добиться признания, следователи не стеснялись пытать даже рабынь. Тацит («Анналы», xv, 57) описывает пытку девушки-рабыни, от которой добивались показаний о заговоре против Нерона: «Между тем Нерон, вспомнив, что по доносу Волузия Прокула содержится в заключении Эпихарида, и полагая, что женское тело не вытерпит боли, велит терзать ее мучительными пытками. Но ни плети, ни огонь, ни ожесточение палачей, раздраженных тем, что не могли справиться с женщиной, не сломили ее и не вырвали у нее признания. Итак, в первый день допроса ничего от нее не добились. Когда на следующий день ее в носильном кресле тащили в застенок, чтобы возобновить такие же истязания (изувеченная на дыбе, она не могла стоять на ногах), Эпихарида, стянув с груди повязку и прикрепив к спинке кресла сделанную из нее петлю, просунула в нее шею и, навалившись всей тяжестью тела, пресекла свое и без того слабое дыхание».

Валерий Максим рассказывает о рабе, «еще почти ребенке», которого подвергли ужасным пыткам – его секли, жгли металлическими пластинами, вырывали конечности из суставов. Этот случай автор приводит как пример верности рабов. Из его рассказа, а также из рассказа Тацита, мы видим, сколь мало внимания обращалось на пол и возраст пытаемых, если они не были свободнорожденными. Очень интересно проследить, как Римское государство со времен империи пыталось принять меры против самых вопиющих случаев жестокости по отношению к рабам. Без сомнения, отчасти это произошло вследствие изменения социальных условий; но возможно, сыграло свою роль и распространение гуманных идей, какие мы находим в первую очередь у Сенеки, а позже – в христианских сочинениях. Вскоре после основания империи был принят закон, запрещавший хозяевам осуждать своих рабов на бои с дикими зверями и передававший это право официальным судьям («Дигесты», xlviii, 8, II, 2). Со времен Антонина Пия раб, считавший, что с ним слишком жестоко обращаются, мог пожаловаться муниципальному судье, а при известных обстоятельствах мог быть продан другому хозяину. Клавдий постановил, что рабы, из-за болезни брошенные своими хозяевами, становятся свободными. Адриан лишил хозяев права убивать рабов по своему усмотрению и продавать их в цирки, а Константин приравнял умышленное убийство раба к убийству свободного человека («Дигесты», i, 12, I; Спартиан. Адриан, 18; Кодекс Юстиниана, ix, 14). Эпохой Адриана датируется многозначительная формула: patria potestas in pietate debet, non atrocitate consistere («отцовская власть должна выражаться в любви, а не в жестокости»).

Мы не должны забывать, что распространение этих гуманных взглядов в немалой степени обязано изменению экономических условий. После того момента, как римляне лишились возможности проводить дальнейшие завоевания и ограничились улучшением организации и управления своей колоссальной империей, важнейшие источники рабов (ввоз военнопленных и похищения) существенно уменьшились. Известно, что количество рабов достигло максимума в начале имперской эпохи.

ТОМ II – РАБСТВО В РИМЕ Глава первая. СВОБОДНЫЙ ТРУД И РАБСТВО В ПЕРВЫЕ ВЕКА РИМА Выводы, к которым мы пришли на основании изучения истории общественных отношений в Греции, касающихся влияния рабства, могут быть проверены и найдут себе подтверждение в истории Рима. Число

4. Рабство Когда Шопенгауэр («Parerga», xi, 217) говорит, что есть множество старых и новых свидетельств в поддержку «убеждения, что человек превосходит тигра и гиену в жестокости и безжалостности», немало подобных свидетельств он мог найти в рассказах об обращении римлян с